— Поиски в квартале продолжаются?

— Да. В бригаде пятнадцать человек, и они разделили между собой обязанности. Инспектора первого округа удивляются, почему мы не устроим облаву.

— Только не это. Ты им объяснил, что нужно действовать потише?

— Да, патрон.

— А от других ребят еще нет новостей?

— Пока ничего нет.

— Несколько минут назад Пигу был здесь, на бульваре Ришар-Ленуар.

— Вы его видели?

— Да. Из окна. Он стоял напротив, на другой стороне бульвара.

— Поймать его не пытались?

— Нет.

— И он ушел?

— Да. Пожалуй, еще вернется. А может быть, в последний момент у него не хватит решимости и он снова сбежит.

— Каких-нибудь распоряжений не будет?

— Нет. Спокойной ночи, малыш!

Мегрэ чувствовал себя отяжелевшим и, прежде чем снова усесться в кресло, налил себе рюмочку сливянки.

— А ты не думаешь, что от этого тебя бросит в жар?

— Многие пьют от гриппа водку. Правда, это лечение не в стиле доктора Пардона.

— Давненько что-то мы не приглашали их на обед. Вот уже больше месяца, как мы не виделись.

— Дай мне покончить с этим делом. У Лапуэнта есть новости. Стало известно, что Пигу провел последние месяцы в одной трущобе близ «Чрева Парижа», которая именуется гостиницей «Лебедь».

— Он съехал оттуда?

— Да, две недели назад.

Мегрэ отказывался лечь раньше времени, а время ложиться начиналось для него с десяти вечера. Он поглядывал на стенные часы, а потом попытался все же почитать газету. Однако, пробежав несколько строк, так и не понял, о чем в них говорится.

— Ты падаешь от усталости.

— Через десять минут лягу спать.

— Измерь температуру.

— Если ты настаиваешь…

Госпожа Мегрэ принесла градусник, и он послушно держал его во рту пять минут.

— Тридцать восемь! Если к утру не спадет, я позвоню Пардону, хочешь ты этого или не хочешь.

— Завтра воскресенье.

— Ничего. Пардон приедет.

Госпожа Мегрэ уже переодевалась у себя на ночь, и они переговаривались из разных комнат.

— Не люблю, когда у тебя воспаляется горло. Сейчас я его смажу.

— Ты ведь знаешь, что меня от этого может вырвать.

— Пустяки, даже не почувствуешь. То же самое ты говорил и в прошлый раз, а все обошлось хорошо.

Это была клейкая синяя жидкость, которою смазывали горло с помощью кисточки. Медикамент давно уже вышел из моды, но госпожа Мегрэ неукоснительно продолжала им пользоваться уже более двадцати лет.

— Открой-ка пошире рот.

Перед тем как задернуть шторы, Мегрэ не удержался и снова посмотрел в окно.

На тротуаре напротив никого не было. Ветер все усиливался, поднимая пыль с центральной части бульвара.

Он спал глубоким, тяжелым сном и не сразу выплыл на поверхность яви. Кто-то настойчиво тряс его за плечо, и первым побуждением комиссара было отодвинуться. Чья-то рука словно звала его; и, оттолкнув эту руку, Мегрэ сделал вид, что собирается перевернуться на другой бок.

— Мегрэ…

Голос жены едва был различим.

— Он здесь, на площадке. Позвонить не решился, только несколько раз тихонько постучал. Ты меня слышишь?

— Что? — Комиссар потянулся, чтобы зажечь ночник, и с удивлением посмотрел вокруг. Что ему снилось минуту назад? Он уже забыл, но осталось ощущение, будто он вернулся из другого мира. — Что ты сказала?

— Он здесь. Осторожно постучался в дверь. Комиссар встал и нашел лежавший на кресле халат.

— Который час?

— Половина третьего.

Мегрэ взял трубку, которую погасил перед сном, и снова раскурил.

— Ты не боишься, что…

Он на ходу повернул выключатель, вышел в прихожую, несколько секунд постоял неподвижно и наконец открыл дверь.

Лестница была уже давно погружена во мрак, и свет из квартиры внезапно вырвал из мрака человека на площадке. Он пытался что-то сказать. Должно быть, приготовил целую речь, но, увидя в нескольких шагах от себя Мегрэ, растрепанного, в халате, настолько растерялся, что лишь пробормотал:

— Я вас побеспокоил, не так ли?

— Входите, Пигу!

У него еще была возможность броситься к лестнице и удрать. Он моложе и проворнее комиссара. Сейчас он переступит порог, и тогда пиши пропало. Мегрэ замер, как при встрече с белкой.

Колебание длилось всего несколько секунд, но они показались необыкновенно долгими. Человек шагнул вперед. Сначала Мегрэ пришло в голову, что нужно запереть дверь и положить ключ в карман, но тут же передумал.

— Вы, наверное, продрогли?

— Ночь далеко не теплая, и очень ветрено.

— Садитесь! Когда обогреетесь, снимите свой плащ, — сказал Мегрэ и крикнул жене, которая уже одевалась: — Приготовь нам, пожалуйста, грог!

Затем, расслабившись, опустился на стул напротив своего гостя. Наконец-то он увидел его вблизи! Редко кто возбуждал в нем такое любопытство.

Больше всего поражала моложавость Пигу. Его круглое, даже толстощекое лицо таило в себе что-то детское, наивное.

— Сколько вам лет?

— Сорок пять.

— На вид вам столько не дашь.

— Это для меня вы заказали грог?

— Для вас и для себя. Я нездоров. У меня грипп, может быть, ангина, и грог будет кстати.

— Обычно я не пью. Только стаканчик вина за едой. Простите, что я такой грязный. Я уже давно не имел возможности почистить одежду. А горячей водой мылся в последний раз неделю назад в банях на улице Сен-Мартен.

Внимательно изучая друг друга, они с трудом подбирали слова.

— Я ждал вас с минуты на минуту.

— Вы меня видели?

— Да. Я даже чувствовал, что вы колеблетесь. Вы уже сделали шаг вперед, но тут же удалились в сторону улицы Шмен-Вер.

— И я видел вас в окне. Но я стоял в тени, и мне даже в голову не приходило, что вы тоже меня видите и даже узнали.

Услышав шум, Пигу вздрогнул, совсем как белка. Это госпожа Мегрэ принесла грог, из скромности стараясь не глядеть на посетителя.

— Сахару побольше?

— Пожалуйста.

— Положить лимон? — Приготовив грог, она поставила стакан перед гостем, потом перед мужем. — Если что-нибудь понадобится, позовите меня!

— Ладно. Может быть, мы попросим еще грогу.

Чувствовалось, что Пигу — человек воспитанный и старается вести себя прилично. Взял стакан и выжидал, пока комиссар пригубит первым.

— Очень горячо, но полезно, верно?

— Во всяком случае, грог вас согреет. А теперь снимайте плащ.

Пигу так и сделал. Костюм его был неплохо сшит, но оказался в пятнах и белой краске.

Теперь они не знали, о чем говорить. И тот и другой прекрасно понимали, что настало время коснуться вещей весьма серьезных, поэтому выжидали, хотя и по разным причинам. Молчание длилось довольно долго. Оба опять глотнули грога. Мегрэ встал и набил себе вторую трубку.

— Курите? — осведомился наконец он.

— У меня кончились сигареты.

Комиссар достал пачку из буфета и протянул ее гостю. Тот был смущен и не отрывал глаз от Мегрэ, подносившего спичку. Они снова сели, и Пигу заговорил:

— Прежде всего я должен извиниться, что побеспокоил вас дома, да еще среди ночи. Но я очень боялся явиться на набережную Орфевр, а бродить в одиночестве по улицам Парижа стало невмоготу.

Выражение лица Мегрэ не изменилось. В уютной домашней обстановке, со стаканом грога в руке и трубкой в зубах, он походил на доброжелательного старшего брата, которому можно все рассказать.